Рай для закалённых (СИ) - Страница 42

Он сидел в углу дивана и делал вид, что читает книгу. Мне, еще слишком хорошо помнившей особенные колебания "тишины" от прикосновения его мыслей, было ясно, что букв на страницах он просто не видит. И уже несколько минут ни о чем не думает. Он наслаждается ощущением моего присутствия. Да, он отгородился ледяной стеной и даже выставил шипы, чтобы я не вздумала к нему приблизиться, но при этом он сидел и боялся, что наше единение нарушится. Замерев над монитором, я жадно хватала каждый флюид запретного своего счастья...

Распахнулась дверь. В модуль вошел отец Игоря. Он сразу увидел меня, потом отыскал взглядом замеревшего на диване сына. И все понял. Волна скрытого внешне недовольства прокатилась от него к нам обоим.

- Игорь, проверь телефон, - красивым своим голосом негромко произнес он. - И выходи, мама ждет в машине.

- Здравствуй, - со смесью покорности и раздражения сказал Игорь и встал.

Вадим Аркадьевич вдруг прошел через весь модуль ко мне и протянул небольшую холщовую сумку:

- Лора, папа передал тебе это.

Красивый голос идеально до режущей остроты смодулировал сожаление. Горло сжала обида, и мне не сразу удалось вспомнить, что наши с Игорем отцы работают в близких друг другу подразделениях Главного Энергогенератора и иногда пересекаются на работе. Прежде чем взять сумку, я спросила:

- А папа знает, что вы обо мне думаете?

Игорь, входивший в свой блок, на секунду удивленно замер, а Вадим Аркадьевич вздрогнул с протянутой рукой. Что ответить, он так и не нашел. Я выдавила из себя снисходительную улыбку, взяла сумку, и, не глядя, опустила ее на пол. Затем снова уставилась в монитор. Очень невежливо. В прежние времена я такого себе, конечно, не позволяла, но тогда я была хорошей девочкой, а теперь стала плохой.

Когда папаша с сыночком покинули модуль, я долго смотрела на холщовую сумку. Нужно ли мне знать, что там? Ведь я уже привыкла думать, что отца у меня больше нет и запретила себе надеяться на то, что он когда-нибудь захочет встретиться.

Папа мне что-то передал. Почему? Он знает о том, что со мной приключилось? Знает. Ему рассказал Вадим Аркадьевич, узнавший об этом от Игоря. Почему он не приехал сам? Я хочу на пять минут стать слабой и пореветь ему в плечо! Он мне нужен!!!

Что в этой дурацкой сумке?! Мои старые вещи, мешающие в доме? Письмо с объяснениями?

- Что в сумке? - спросила Вероника, вернувшаяся со свидания с родителями.

Передо мной на стол она положила пакет с рогаликами, на котором почерком ее мамы было выведено "Для Лоры". Пакет я непроизвольно сжала обеими руками и хрипло ответила:

- Не знаю. Посмотри.

В следующий момент на столе оказался еще один пакет - с крошечными пирожками и наклейкой "Лоре" - от родителей Леся, и стеклянная банка с этикеткой "Таежный бальзам заживляющий" - от папы Джеппо.

У меня из глаз почему-то брызнули слезы, и я быстро закрыла их ладонью.

"Буду через полчаса, - телепатировал Кастор. - Прими анаболик".

- Хм, конфеты твои любимые, - заглянув в сумку, сообщила Вероника, - кофта из ангорской шерсти, широкая - такую тебе удобно будет самой надевать, и из такой же шерсти шапочка. Мило.

У меня не было ни кофты, ни шапки из ангорской шерсти. Папа купил их недавно, специально для меня.

Открыв глаза, я увидела, что внизу экрана требовательно мигает иконка почтовой программы, и автоматически ткнула в нее пальцем.

Письмо содержало всего несколько слов:

"ТЕБЕ БОЛЬНО, ДОЧКА?"

И было оно не от папы...

21. Звезды

- Так продолжаться не может.

Микаэль возник ниоткуда. Его слова словно разбудили меня, хотя спать, стоя на замороженном крыльце модуля, я, конечно, не могла. Зацепившись взглядом за его нахмуренный лоб, я разогнала избыток роившихся в голове мыслей, но так и не вспомнила, как оделась и вышла на мороз. Письмо от матери. Я что-то собиралась написать в ответ... Написала? А что?

Но тут пришло ощущение безразличия, будто нечто неприятное уже закончилось. Что собиралась, то и написала. Все в порядке, мне больше ничего не нужно делать с этим письмом.

- Что не может продолжаться?

Микаэль с досадой поморщился. Черная шапка с серой короткой опушкой изменила его лицо: от безалаберной античной красоты осталось лишь стойкое воспоминание, и он теперь был красив совсем иначе - как укротившее суровую зиму совершенство.

- Ты не произносишь мое имя. В последнее время - совсем... Твоя боль продолжаться не может.

Это правда, его имя мой язык выговаривать отказывался - такой вот эффект внутреннего сопротивления общению с ним. Но если он настроен выражать недовольство этим, мы больше общаться не будем, потому что ломать себя, чтобы угодить ему, я не собираюсь. Хотя нет, недовольства в его голосе не было.

- Мне сейчас не больно. Кастор напомнил выпить обезболивающее перед тем, как он приедет. Я выпила... Он должен приехать.

Лоб Микаэля, до этого перечеркнутый поперечной складкой, теперь сморщился в продольном направлении - от удивления.

- Кастор уже был у тебя и уехал.

О. И правда. Привез приготовленную Ангелиной рыбу под маринадом, сам же разогрел и заставил сразу съесть. Но это словно давным-давно было. Если бы не вкус рыбы и маринада во рту, я бы считала, что прошло не меньше двух недель с тех пор. Что у меня с памятью? Продукт физического напряжения? Такое потрясение от письма? Как же глупо получилось...

- Ты откуда знаешь? - спросила я, поступив еще глупее.

Но Микаэль не обратил на этот выкрутас никакого внимания.