- Гуд.
Чимола с облегчением вздохнул, и, словно тут же забыв о нашем существовании, прошел в "музыкальный" угол, взял одну из гитар и в обнимку с ней уселся на стул. Немного побренькал, прислушиваясь к звучанию, сыграл смутно знакомый забористый риф, а потом запел красивым полнозвучным голосом:
- Не жди вопроса. Скажи, что знаешь,
Как мне непросто идти по краю -
По краю ночи, границе с адом,
Цепляясь прочно за все, что рядом.
Снова проигрыш, такой же, как первый, но с акцентированным переходом в шепот, в мольбу, и голос, будто сплетенный из двух или трех, сильный и красивый:
- Не жди вопроса, скажи, что хочешь
Помочь. С утеса в пучину ночи
Толкни. Я должен уйти, я знаю
Мир, где не ждут, мир, где летают.
Микаэль уже не улыбался, и песня ему абсолютно не нравилась. Пальцы его руки, лежавшей на столе, собрались в кулак, а глаза опасно сузились.
Настроение Чимолы опять изменилось, и следующие куплеты он пропел, как страстный бред, мечтательно и слепо глядя сквозь нас:
- От ночи к утру лечу сквозь вечность,
Раскинув руки, расправив плечи -
И мчусь сквозь город голодным зверем...
Не жди вопроса, скажи, что веришь.
Здесь слишком тесно. Здесь всё знакомо.
С тобой бы вместе - да прочь от дома!
И вниз с откоса, в провал шагну лишь...
Не жди вопроса, скажи, что любишь.
"Лора, мне придется оставить тебя одну минут на сорок, - мысленно обратился ко мне Микаэль. - Простишь?"
Чимола доигрывал, пощипывая струны со странно болезненным вниманием. Я кивнула.
- Идем, - Микаэль, вставая, поморщился.
- Сиди, - раздалось от входа. - Я с ним слетаю.
В дом вошел Анри и остановился у двери.
- Привет, Лора, - взглянув на меня, как на что-то незначительное, бросил он. - Чим, оставь в покое инструмент, пошли.
Чимола встал, прислонил гитару к стене.
- Жестко? - спросил он.
- Угу, - себе в нос отозвался Анри и вышел.
Когда дверь за обоими закрылась, я как можно выразительнее посмотрела на Микаэля.
- Чим давно без заданий. Застоялся, - объяснил он.
- Как ты это понял? Он отлично пел. И песня мне понравилась. Это его сочинение?
Микаэль глубоко, с сожалением, вздохнул.
- Песня ахинеичная. Набор слов и нот, совпадающих с его эмоциональным состоянием, которое суть результат перебродившей от бездействия энергии. Эффект гормональной недостаточности в зависимом организме.
Вот это резолюция... Так можно сказать про все песни, которые оставляют яркий след в памяти, вызывая желание взлететь, но от этого они хуже не станут. Или дело именно в Чимоле? Его "нормальные" песни другие?
- И что теперь будет?
Микаэль показал на стеклянную стену.
- Смотри.
Что-то в тоне его голоса обещало: зрелище будет нетривиальным. Я смотрела, допивая чай.
Внезапно из-за края обрыва, словно из-под земли, вверх взмыли две легкие машины, похожие на уменьшенные копии мотоцикла Микаэля. На одном, вцепившись в рукояти руля, плотно сжав губы, сидел Чимола, на другом, непринужденно, как на стуле, словно и не выходил из бара - Анри. Несколько мгновений повисев в воздухе, машины почти одновременно нырнули и скрылись за обрывом.
Любуясь моим вытянувшимся лицом, Микаэль сделал последний глоток и встал.
- Идем, снаружи увидишь больше.
Мы вышли из дома и встали в пяти шагах от края обрыва. "Не огорожен," - автоматически подумала я - это было не по правилам. Вблизи от тридцатиметровой пропасти, на дне которой бились океанские волны, мне не сразу удалось справиться с ощущением полной беспомощности. Находиться на такой высоте оказалось не просто непривычно - это было фантастически ново, и оттого здорово. Залив, утыканный небольшими скалистыми островками и скалами, на самых крупных из которых как-то ухитрялись расти сосны и неразличимые издали кусты, можно было рассматривать, не отрываясь, часами.
Я уже собиралась признать, что Микаэль выбрал исключительно удачное с эстетической точки зрения место для жилья, как вдруг поняла, что эстетика здесь не на первом месте: скалы служили препятствиями, между которыми на захватывающей дух скорости носились машины с Анри и Чимолой. Гонка преследования. Только различить, кто лидер, было невозможно. Они оба перестали существовать как твердые тела, превратившись в тонкие черные росчерки на фоне залива. Еле слышное гудение двигателей то приближалось, то удалялось, то затихало, когда машины пикировали...
- Это ведь безопасно, да? - вырвалось у меня. Никогда раньше я не была свидетелем самоубийства, и такое развлечение не казалось мне нормальным. - Они пристегнуты, а в машинах есть автоматика, которая уводит от препятствий?
Микаэль вздохнул и обнял меня сзади: одной рукой за талию, другой - за плечи.
- Нет. Безопасные гонки - это как жизнь без любви. Бессмысленны.
По телу под его руками пробежала дрожь. Он обнимал по-особенному, не сжимая и не грея, передавая исходящей от него и проникающей мне в кожу магнетической энергией страсть. Из каких-то дремучих чувственных дебрей пришло непонятное желание подчиниться этой силе... Да ладно. Он опять играет на инстинктах.
Надо просто их игнорировать.
- А в чем смысл? - напрягаясь, спросила я.
Он снова вздохнул - сквозь мои волосы.
- Почувствовать освобождение.
Чуть помолчав, объяснил:
- На химическом уровне действие одних гормонов нейтрализуется другими, которые вырабатываются в опасной для жизни обстановке.