- Хорошо, а убивать зачем? Разве нельзя передать ребенка кому-нибудь, кто о нем позаботится? Эти самые "отдельные страны" не опекают детей, от которых отказались матери?
Кастор поморщился: то ли кофе получился горьким, то ли мой вопрос - дурацким.
- Ну что ты, они же подписали один из главных международных договоров с обязательством защищать права детей. Опекают, конечно. Но для матери отказ от ребенка чаще всего наказуем: как минимум, она должна будет до его совершеннолетия выплачивать деньги на его содержание. Кроме того, у нее могут отобрать других детей и уволить с работы, ведь, отказавшись от ребенка, она автоматически падает на социальное дно. Поэтому часто проще незаметно родить и тихо убить...
Бр-р-р... Убить... хоть кого-то? В моем представлении это можно сделать только в ненормальном, отчаянном состоянии, защищаясь от большой беды. Видимо, женщинам, решившимся убить родившегося ребенка, было очень, очень плохо. Наверное, они чувствовали себя бессильными и затравленными, а в этом ребенке видели источник несчастий для своей семьи...
- То есть, - на всякий случай уточнила я, - в тех "отдельных странах" нет государственной помощи женщинам с детьми, запрещено или дорого прерывание беременности, и еще и убийство своего ребенка является преступлением?!
- Угу, - подтвердил Кастор. - В этом нет логики, не ищи. Это какой-то абсурд: материнство там социально более чем одобряется, признается, что вырастить ребенка - задача крайне сложная, есть даже поэтический термин "подвиг материнства", но при этом также считается, что любая женщина потенциально способна на этот подвиг и даже обязана его совершить. В праве не быть героем женщинам отказано.
-...Абсурд, - согласилась я. - А как у нас? Таких убийств, наверное, не случалось, поэтому ты не можешь подготовить доклад - не о чем говорить?
В Нашей Стране отсутствует та предпосылка, о которой сказал Кастор, материальное неблагополучие. Все семьи получают средства из бюджета на содержание детей, и я еще не слышала, что их кому-то не хватает. У родителей ведь есть еще зарплаты, у всех одинаковые. То есть у нас в принципе не может быть одна семья беднее другой только из-за того, что в ней больше детей.
- Есть о чем, - снова помолчав, ответил Кастор. - Пара случаев за двадцать пять лет все же произошла. Мотивы были не связаны с нуждой, разумеется. Одна женщина зачала не от своего мужа, и, взглянув на родившегося ребенка, поняла, что это слишком очевидно. Испугалась разоблачения настолько, что задушила младенца, даже не придумав, как объяснит его смерть. Другая обиделась на отца ребенка, который на протяжении всей беременности метался от нее к другой девушке, и в итоге бросил ее за неделю до родов. Она посчитала ниже своего достоинства растить чадо от такого подонка, а отдать означенное чадо на воспитание другим людям по какой-то причине не захотела. Кажется, ей нужно было, чтобы не осталось вообще никаких свидетельств ее связи с недостойным мужчиной. Труп новорожденного она послала бывшему вместе с его зубной щеткой и кремом для бритья.
- О...- выдохнула я. - И что с ними сделали? С женщинами?
Кастор допил кофе.
- Первой конфликтная комиссия назначила было какое-то наказание, но вмешался Президент. Он заявил, что любой женщине от природы принадлежит изначальное право решать, жить или не жить ее потомкам, и никто из смертных не смеет ее этого права лишить. Во втором случае вопрос о наказании даже не поднимался. Несостоявшийся отец пожаловался, но не на убийство, конечно, ведь оно его никак не касалось, а на хулиганскую выходку. Комиссия, вроде, даже за это не вынесла наказание, потому что девушка реализовала свое право на удовлетворение за оскорбление. История получила известность в качестве городской легенды, а не юридического казуса. Вот так. У нашего Президента, знаешь ли, есть пунктик - культ Матери, он принципиально признает и уважает материнскую власть над детьми в любом проявлении.
Ого. А он ведь наверняка родом из какой-нибудь страны, где женщин столетиями гнобят. Насколько же надо быть независимым... и как любить свою маму.
- Ты, конечно, понимаешь, что меня закидают камнями, если я сообщу о такой правоприменительной практике на конференции. Все эти борцы за права детей... с их же матерями.
- Так ты на стороне Президента? - не поверила я.
Кастор картинно округлил глаза:
- Разве я могу осуждать за то, что сам не имею возможности совершить? Скажем так: я не вправе делать вывод о некоем деянии как о преступлении без достаточной информации обо всех обстоятельствах.
- Но так же можно любое преступление оправдать!
- Любое преступление можно объяснить. Имеет значение оценка мотива. Если мотив не вызывает уважения - содеянное является преступлением, причиненный вред подлежит возмещению, личностные факторы, приведшие к преступному посягательству на защищаемое благо - коррекции.
- Ты очень много слов сейчас сказал, - вынужденно призналась я. - Пожалуйста, поясни тезис о материнской власти в любом проявлении. Не будем говорить о новорожденных - они, наверное, и понять-то ничего не успевают, но получается, что мать и потом, когда ребенок подрос, может его убить?
- Может, - кивнул Кастор. - В Нашей Стране за ней признается такое право. К счастью, женщины сами за собой его не признают, и обращаются в "Службу общего здоровья" сразу, как только начинают чувствовать неприязнь к своему детищу. Часто выясняется, что психокоррекция нужна не столько матери, сколько ребенку - выявляются разные девиации, но результат всегда положительный.